Портрет Ев. В. Давыдова» О.А. Кипренский.

Зименко писал, что трудно предположить, чтобы сын при­нял за портрет отца изображение кого-нибудь другого.

Ученый В.М. Зименко возвращается к исследованию изо­браженной на портрете Кипренского офицерской формы и обнаружил следующее. На портрете форма гусара, написанная Кипренским, не соответствует ни одной форме родов войск тогдашней армии.

1) В 1809 году выпушка на лейб-гусарском офицерском мен­тике была не из черного бобра, как на портрете, а из серых смушек.

2) К 1809 году отменены белые суконные рейтузы - чикчары и введены синие с галунной выкладкой.

3) Кивер на полотне изображен с трехцветным султаном, а офицеры гусары носили кивер с белым султаном.

4) Ментик на портрете офицера-гусара изображен с одиннадцатью рядами шнуров, а на настоящей форме присутствует пят­надцать таких рядов.

5) Эполет со знаками различия на левом плече гусара поме­щен в тень и совсем неразличим.

Исследователь ставит вопрос: «Почему художник Кипрен­ский изменил в этом случае точности при изображении костюма?» И тут же Зименко выдвигает идею о возможной мистификации, выполненной художником в каких то целях. Инициалы на портрете Кипренского «Ев. В.» действительно соответствовали именам двух братьев Давыдовых — Евдокима и Евграфа, которых достаточно хорошо знал портретист Кипрен­ский. Но братьям маскировать имена не было никакой необхо­димости, другое дело Денис Давыдов. Его дерзкие стихи поэта-партизана навлекли немилость императоров - Александра I и Николая I.

Взять хотя бы написанную басню Дениса Давыдова «Голова и ноги», где «ноги» угрожают «голове»:

Уставши бегать ежедневно

По лужам, по грязи, по жесткой мостовой.

Однажды Ноги очень гневно

Разговорились с Головой:

«Как мы несчастны, Боже мой,

Что век осуждены тебе повиноваться'

Днем ночью осенью весной,

Лишь вздумалось тебе, изволь бежать, таскаться:

Туда, сюда, куда велишь;

И к этому ж еще, опутавши чулками,

Ботфортами да башмаками,

Ты нас как ссылочных колодников, моришь

И сидя наверху лишь хлопаешь глазами

Еще же если б ты к Ногам

Была почтительней за труд их неизменный;

Так нет! Когда тебя с душою сопряжены,

Несем к торжественным богам

Тогда лелеешь нас но лишь домой вступили –

То ноги, по твоим словам: « Как будто не ходили»

«Молчать! - тут Голова сказала им, - молчать!

Иль не страшит моя вас сила'

Бродяги! Вам ли размышлять.

Когда мне место раз определила

Природа выше вас, то чтоб повелевать!»

«Ну очень хорошо! Пусть ты б повелевала

По крайней мере нас повсюду б не совала,

А прихотям твоим несносно угождать!

Да между нами ведь признаться,

Коль нами право ты имеешь управлять,

То мы имеем тож все право спотыкаться,

И можем иногда, споткнувшись - как же быть?

- Твое могущество об камень расшибить'»

Смысл этой басни всякий знает...

Но должно - цыц! – молчать: дурак - кто все болтает!

Денис Давыдов.

Денис Давыдов одинаково популярен как поэт в войсках и в народе. Зименко ставит вопрос: «Мог ли портретист О.А. Кипренский, зная это, прилагать «Реестр картин» к пись­му и просить императора Николая I купить портрет Дениса Давыдова? Художник мог прибегнуть к такой хитрости и изме­нил в «реестре» имя своего героя на инициалы его братьев, один из которых в то время проходил службу в кавалергард­ском полку, наиболее привилегированном и особенно предан­ном царскому престолу. Может, покупатель «трона» не разберется!

«Если принять во внимание характер обращения Кипрен­ского к Николаю I с просьбой о материальной помощи, - пишет В.М. Зименко, - то вполне уместно допустить, что художник не счел возможным включить в упомянутый "ре­естр" своих произведений имя Дениса Давыдова, что могло повлиять на решение вопроса о покупке царем предложенных им вещей».

«Вполне уместно допустить...» - говорит исследователь Зи­менко.

«Совершенно неуместно!» - возражает ему заведующий от­делом живописи Русского музея, старший научный сотрудник Г.В. Смирнов. Он выступил в своем докладе в «Сообщениях Русского музея» с серьезными возражениями про­тив атрибуции портрета в пользу Дениса Давыдова, как бы ни была она соблазнительна. Отклоняет Смирнов и саму идею мистификации.

Он пишет «Этот довод совершенно не выдерживает крити­ки. Если Кипренский из опасения отказа не рисковал назвать имя Дениса Давыдова (чей портрет, исполненный Доу, уже несколько лет висел в Зимнем дворце, в Военной галерее 1812 года), то неужели он не понимал, что рискует еще больше, вступая на путь заведомого обмана. Ведь он предлагал сделку не с глазу на глаз с покупателем, держа за спиной кота в меш­ке, слишком большой круг лиц был сопричастен к делу. Камуфляж, подобный тому, какой считает возможным Зименко, представляется невероятным с любой точки зрения - истори­ческой, психологической и, если угодно, коммерческой - с точ­ки зрения здравого смысла».

Г. В Смирнов считает, что ошибка, укоренившаяся еще в на­чале XIX века, вызвана особой популярностью Дениса Давыдо­ва, тем, что современники неизменно выделяли среди братьев - офицеров Давыдовых - именно его.

Другой убедительный довод Г.В. Смирнова: «...в то время, когда писался знаменитый портрет, Денис Давыдов был в чи­не ротмистра. На полотне изображен полковник. С ка­кой стати стал бы Кипренский "повышать" своего героя в чине?»

Смирнов возражает и против ссылки Зименко на письмо сына Дениса Давыдова «Следует ли удивляться тому, что сы­новья Дениса Давыдова принимали эту работу Кипренского за портрет своего отца и в 1874 году обратились в Академию с просьбой выслать фотографию портрета, если в течение бо­лее чем тридцати лет считалось, что Академии принадлежит написанный Кипренским портрет поэта и партизана Дениса Васильевича Давыдова, если об этом было только что напечатано в солидном каталоге академического музея, составленном А.И. Сомовым? Могло ли прийти в голову сыновьям героя, что тут кроется ошибка?»

Все же удалось вроде установить окончательную атрибути­ку портрета художника Кипренского - как изображение Евграфа Давыдова.

Некоторые исследователи продолжают искать новые мате­риалы, выдвигают и новые гипотезы, предлагают новые направ­ления решения загадки Кипренского. Но пока не существует достаточно убедительных доказательств, чтобы побудить Рус­ский музей взглянуть на этот случай с портретом иначе.

Писатель Юрий Лазаревич Алянский в рубрике «О тайне знаменитого портрета» высказывает свое мнение по поводу исследований, приведенных автором портрета Кипренского.

«Пройдут годы, и кто знает, может быть, откроются новые, еще более убедительные факты, будут найдены новые докумен­ты, которые изменят атрибуцию замечательного портрета».

Во всяком случае, биография шедевра Ореста Кипренского показывает, какого кропотливого и всестороннего изучения тре­буют от музейных работников и искусствоведов произведе­ния искусства, какие загадки способно на протяжении многих десятилетий хранить полотно художника.

Исследователи творчества Кипренского, анализируя и срав­нивая известные живописные и графические изображения Де­ниса Давыдова и его братьев, не упоминают об одном портрете поэта-партизана, также оставленном нам величайшим худож­ником. Образ Дениса Васильевича Давыдова воссоздал в «Вой­не и мире» Толстой, назвав своего героя Василием Денисовым. Этот обаятельный и смелый человек носит в романе многие конкретные черты реального партизана Давыдова. Он тоже мал ростом, сверкает «агатовыми» глазами, он благороден и вспыль­чив, умен и самоотвержен, с блеском танцует мазурку и сочи­няет романсы Он тоже показан мужественным бойцом и пат­риотом. И все-таки в романе создан обобщенный образ поэта- гусара, героя народно-освободительной войны.

Не предстает ли перед нами и на полотне Ореста Кипрен­ского русский офицер эпохи Отечественной войны, в облике которого обобщены не только детали военной формы, но и личность человека? Не превратил ли его художник в романти­ческий образ, в героя своего времени?

Несколько строк хотелось бы высказать и автору этой книги по поводу исследований В.М. Зименко

Как известно, старейшим полком, размещенным в Царском Селе, был лейб-гвардии Гусарский полк. В свое время в лейб-гвардии Гусарском полку служили П.Я. Чаадаев, Н.Л. Раев­ский и Д.В. Давыдов. После окончания школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в 1834 году в седьмой эскадрон был определен корнетом М.Ю. Лермонтов.

На портрете О.А. Кипренского выпушка нарисована авто­ром на офицерском ментике из черного бобра, а исследователь Зименко доказывает, что должна быть из серых смушек

Но через 28 лет художник П.Е. Заболотский в 1837 году выполнил портрет М.Ю. Лермонтова в ментике лейб-гвардии Гусарского полка, где выпушка на ментике также из черного бобра. Орест Кипренский рисует офицера, обутого в низкие сапо­ги, но шпор не видно, хотя лейб-гусары их носили.

 Вернемся еще к одной из романтических тайн жизни Оре­ста Адамовича Кипренского. Речь идет о портрете его приемно­го отца Адама Карповича Швальбе. Этот портрет был привезен им с собой в Италию. В городе Неаполе портрет экспониро­вался на одной из выставок. Со стороны многих посетителей портрет вызвал сенсацию, а опытнейшие итальянские специали­сты живописи обвинили художника О.А. Кипренского в мис­тификации.

Одни утверждали, что портрет принадлежит в дей­ствительности кисти Рембрандта или Ван Дейка. Даже италь­янский профессор живописи Николини воспринял портрет за произведение Рубенса. Специалисты итальянской живописи посылают запрос в Петербургскую Академию художеств. Так что с портретом приемного отца О.А. Кипренскому не скоро удалось рассеять довольно лестное для него самого заблужде­ние. Все это говорит о его великих творениях, которые будут жить столетия и утверждать славу русского изобразительного искусства нашей родины - России.